Вечер в московском трактире. На столах вино и самогон, свечи чадят, в углу кто-то вполголоса читает стихи Блока. Клюев, в своём неизменном крестьянском армяке, с глазами, пылающими мистическим огнём, н

«Ты — блудник, Серёжа, ты себя тратишь на баб, на актрис, а поэт не должен в женских ласках тонуть! Поэт должен быть свободен!» Есенин усмехается, уже слегка навеселе, и с вызовом отвечает, что «любовь к женщине не мешает, а только разжигает стихи». Тут же вспоминает #Райх — и это будто нож по сердцу Клюеву. Анна #Изряднова , бывшая возлюбленная Есенина, позже вспоминала: « #Клюев вскочил, схватил Сергея за грудки и стал трясти его, выкрикивая, что „женщины — гибель для поэта“. Есенин, раздражённый и разгорячённый, ударил его по лицу стаканом, и посыпались осколки. Они сцепились, катались по полу, крича друг другу в лицо стихи». Публика, привыкшая к их выходкам, не спешила разнимать. Поэты и студенты, собравшиеся в кабаке, кричали «Бей, Серёжа!» или «Держись, Николай!». В конце концов официанты разняли их, и оба — с разбитыми лицами, в крови и пыли — уселись обратно за стол, налили по рюмке и уже почти ласково обнялись. Наутро #Есенин шутил, что «Коля бился за Христа, а я — за Зиночку», а Клюев мрачно бурчал, что «русская поэзия утонет в юбках».